«Из боя я вышел живым. Но как с этим жить?».
Из боя я вышел — хорошо. Как с этим жить? Я для себя определился: понизить свою восприимчивость к происходящему вокруг, а если проще, то снизить уровень морали. На передовой гражданской морали не место. Там мораль своя — окопная.
Но Вам, наверное, интересно услышать ряд вопросов, которые напрашиваются сами собой, после прочтения предыдущей части.
Для начала объясню, что было в преддверии боя «не так», а я понял уже это потом.
Тут все очень просто: «не так» — это находиться на выжженой, явно огнëм артиллерии, участке лесопосадки, и думать, что «их там осталось всего двое», когда их часть посадки вся зелëная, густая, без следов работы арты.
Вывод прост: промахнулись и утюжили перед противником, а не по нему.
Почему так? Точно не знаю. Наверно, неудобно корректировать огонь, когда ты находишься в одной лесопосадке с противником, только на разных концах. И как-то недостаточно выйти на край посадки и смотреть в посадку попало или нет. А может в поле за посадкой или в посадку, но не на позиции противника?
Позднее мы нашли еле заметную траншею у позиций противника, спрятались в неё и корректировали огонь, непосредственно наблюдая за результатами. Тот злополучный перекресток потом возьмëм без единого выстрела.
На позициях противника я увижу несколько хорошо прожаренных тел. Мне доставит это чувство удовлетворения. Я бы даже сказал удовольствия.
Почему ОМОНовец побежал в атаку?
Тут ответ кроется в переговорах по рации между командиром направления, ОМОНовцем и командиром группы, в которой был я.
Командир направления не понял, почему мы не забрали позиции, где «всего два человека» и подгонял моего командира. Тот, в свою очередь, настаивал на своëм, так как «Опытный» в это время находился перед зелëной стеной и слушал, что происходит за ней. Видимо он понял, что «тут что-то не так» и поэтому не спешил.
А вот ОМОНовец думал, что… хрен знает о чём он подумал. Может, что мы все ссым и не хотим идти вперëд. Может подумал, что нужен натиск.
По факту он обозначил своим громогласным криком: «Пеервоооеее отделениеее зззааа мнооййй», всю группу до еë появления перед противником.
Так делать нельзя! Ну, или в подобной ситуации.
Потом у меня будет мания тишины. Разговаривать вполголоса, а лучше совсем молчать всегда. Что в накате, что на своих позициях. «Не стоит лишний раз обозначаться»- это мой принцип.
Меня бесил трëп, вновь прибывшего пополнения.
Впоследствии, мы часто подползали к позициям противника. Слушали. Услышав голоса, стук или еще что-то, понимали где противник. Выяснив это, мы наводили артиллерию.
Так что молчание — золото, а на СВО — ЖИЗНЬ.
Куда делся командир?
Когда я в госпитале встретился с парнем, который лежал около него, то узнал, что ему пуля попала в газоотводную трубку автомата. Он уже тогда хотел выйти из боя, сказав парню: «Смотри, что у меня с ним…».
Но тот рацию от него не принял. Командир видимо так хотел выйти из боя, что его желание быстро материализовалось. Пуля попала ему в задницу.
Наш медик, который перематывал ему пятую точку, сказал:
«Он просто светился от счастья и осознания, что для него командировка закончилась именно так».
Вот тебе и матëрый боец из Африки…
Из сказанного выше, становится ясно, что вновь прибывшие подразделения, НЕЛЬЗЯ с ходу направлять на штурм позиций противника. Это чревато подобными результатами.
Боец должен «втянуться» в боевые действия. Сначала побыть в жëлтой зоне, потом вторым эшелоном в накат, может даже и без непосредственного участия. Поучаствовать в пострелушках с противником на большом расстоянии, например, прикрывая отходящую группу.
И только тогда идти на штурм.
С командирами отдельная тема. Он должен вести группу, зная, ЧТО там впереди, хотя бы примерно. Должен сам провести артподготовку, а не верить, что там «всего двое осталось». Ну и конечно взаимодействие с другими группами. Не должны действовать две группы с двумя командирами на равных. Всегда один должен быть старшим.
При этом у командира всегда «на связи» расчëт АГС или любой другой артиллерии, доступной взводу.
Аккуратно сходили на мягких лапках, посмотрели, где противник. Установили его местонахождение. Начали корректировать артиллерию. Посмотрели-послушали, есть там кто живой или нет. При необходимости можно повторить и не один раз.
Если пошли в накат и что-то пошло не так, то артиллерия во взводе всегда должна или помочь подавить или прикрыть отход.
Если есть коптер, то всë упрощается.
Только при такой организации и взаимодействии можно ходить на штурм.
Вам, наверное, интересно, что было дальше и как сложилась судьба героев, которых я упомянул в предыдущих частях? Помню, как в комментариях спрашивали: а что случилось «с тем, что просил пулемëт?».
Хорошо, его пример нельзя обойти.
тром после боя, я занимался какими-то своими делами. Это покушать и подогнать амуницию по опыту, что я получил накануне. Я теперь знал, что мне конкретно удобно.
Мой окоп был рядом с окопом командира, который после наката забрал меня к себе. Это был человек-война.
Находясь рядом с ним, я одним глазом следил за ним, впитывая его опыт и запоминая, что он делает.
У него, как раз было время «на работу с личным составом». Слышал, как приказал позвать того, что просил себе пулемëт. Я еще подумал:»О как хорошо, хоть хорошего парня увижу, расскажу, что пережил».
Видимо мне очень хотелось, чтобы мне сказали: «Молодец, что не сдох».
И вот он пришëл и сел на край окопа командира. Помните, как я его описывал? Здоровый, крепкий. Знаете, есть люди от рождения обладающие большой физической силой. Вот это про него. Такой уверенный в себе, подбадривал меня. Весь такой деятельный. Да, с пулемëтом в руках точно Рембо.
Но, это не про того человека, что сидел на краю окопа командира. Это сидел какой-то «маленький» человек, весь сжавшийся, ссутулившийся и… поникший.
Я поздоровался с ним, а он ответил что-то нечленораздельное. С ним разговаривал командир, а он свесил ноги в окоп, положил ладони на колени. Мне казалось, что это первоклассник у директора.
Но главное — это лицо. Он был бледный, как те парни с потерей крови. Губы белые и трясутся. Взгляд в одну точку.
Я не слышал всего разговора, но помню слова командира:
«Ну какие тебе штурма? Посмотри на себя?»
При этих словах у парня беззвучно шевелятся губы, и он как-то сжимается. Командир продолжает:
«Ты не потянешь. Тогда таскай раненых, ты хоть здоровый. Я видел у тебя получается».
Мне показалось или его била мелкая дрожь?
Я подошëл и сказал ,обращаясь к нему:
«Соберись, что с тобой? Помнишь ты меня успокаивал? Я же как-то держусь».
Он промолчал и ничего не ответил.
Командир ему сказал:
«Иди».
Он поднялся и ушел куда-то в сторону эвакуации. Я проводил его взглядом и только сейчас понял, что на нем нет разгрузки, нет оружия. Пулемёт одиноко стоял неподалëку без хозяина.
Я сказал командиру:
«Не ожидал от него. В учебке я вроде ссыкуном был, а он нет…»
Командир оторвался от своих дел, посмотрел на меня и задумчиво протянул:
«С некоторыми такое бывает. Они долго не живут…»
Я посмотрел на него, в след парню и снова на него и промолчал.
Того парня я видел тогда последний раз.
Он таскал раненых к медикам, здоровье позволяло. Я не знаю, что его так быстро надломило.
Парни сказали, что был достаточно жëсткий миномëтный обстрел на выходе из посадки в сторону медиков. Как раз там, где был мой первый окоп.
Там же был такой небольшой овражик, над ним насыпь с парой деревьев. Там было очень удобно прятаться от обстрела.
Мой товарищ рассказал мне, на следующий день, после встречи с ним у командира:
По нам работал миномëт жëстко. Ну, мы нырнули в овражек, в начале посадки.
Миномëт лупит, лупит. А он такой все талдычит: «На х..й, пошло всё на х.. й. Надо валить отсюда. Надо валить…»
Я ему руку на бедро кладу, а мне через перчатку прям пульсация передаëтся. Я ему говорю: «(Имя) успокойся…».
А он всë: «На х..й, на х…й, на х…й»
И как вскочет и побежит через открытку… Я ему: «Стой! Куда!»
И тут мина ему прям в спину. Прикинь не рядом, а прям в спину. Короче, фильм «Чужой» видел? Вот прям его и разворочило, там позвоночник, внутренности…
Лохмотья от броника на дерево закинуло».
Вот Вам и «Рембо».
Потом ещë было пару случаев паники и все они закончились также: быстрой смертью.
Может это покажется странным…но у меня сложилось твëрдое убеждение, что Смерть осязаема над полем боя. Она летает, выбирает, но когда почувствует панику, то забирает паникëра первым.
Поэтому от них надо держаться подальше.
Прочитав это, Вы, наверное, задались вопросом: А почему их, побывавших там, тянет обратно? В следующей части попробую это объяснить на одном из примеров.
Читайте первую часть тут.
Продолжение будет
