Психологическое состояние бойца в зоне СВО. Часть 4. Второй день на передовой

«На передовой ты чувствуешь себя животным».

Часть 1

Я с группой наконец-то достиг лесопосадки, в которой я приму свой первый бой и потеряю своих товарищей.

Мы нагнали свою группу, после того, как отстали от неë. Радости не было предела. Со своими всегда спокойнее. Даже пытались возмущаться, что никто и не понял, что мы отстали. Было обидно.

Тогда я понял, что на передовой можно легко «потерять» человека.

Для меня это стало уроком.

Поэтому впоследствии, став командиром, я считал, пересчитывал своих и делал переклички.

В самом начале этой лесополосы, я выкопал свой первый из многих окоп и попал под первый миномëтный обстрел. Но об этом я уже писал.

Я так и расположился рядом с тем парнем, с которым мы отстали от группы. У него был позывной морского животного.

Что я в это время испытывал? Полное непонимание, что происходит вокруг и что делать. Я не знал, где находится противник, далеко ли он. Где в целом наши. Просто созерцал, грубо говоря, 10 метров кустов вокруг своего окопа и кусок тропинки, уходящей в глубь лесопосадки.

Эта неизвестность пугала, хотя вернее сказать, напрягала. Помню, что в то время я вообще не вылазил из своего окопа. А зачем? Свои тут, а что за пределами видимости хз, а снова потеряться не хотелось.

Какой-либо информации до нас не доводили.

Я постоянно спрашивал: «Ну что там?»

А в ответ: «Ждем».

Я: «Чего ждëм?»

В ответ: «Команды»

Я: «Какой?»

В ответ: «За🤬ал. Сами не знаем».

Это я спрашивал парней в пределах своей видимости. За первые сутки, я видел командира от силы раза два. Он располагался в голове группы и был от меня далеко. Тоже ничего не знал, хоть и был с рацией. Опыт ОМОНА и Чечни ему особо, как я понял, не помогал.

Все было непонятно, но очень интересно.

Следующий день станет для меня поворотным и, наверное, прежним, каким я был до него, уже не стану.

Мой «сосед» по окопам, с которым мы потерялись, утром вдруг неожиданно меня спросил: «Ты боишься?»

Я подумав: «Наверное, да. Как-то неуверенно себя чувствую».

Сосед: «А я вот совсем не боюсь. Вот прям вообще».

На тот момент мы уже побывали под миномëтным обстрелом. А потом утро перестало быть добрым.

Сначала через наши позиции потащили раненых на эвакуацию. Это были и знакомые парни из нашего потока и нет. Группа эвакуации не могла пройти дальше, так как выход из лесопосадки очень плотно обкладывал миномëт.

И вот рядом с тобой лежит человек на спальном мешке. Весь белый, мешок мокрый от крови. Мы опять стали превращаться в зевак и подходить ближе. Знаете, самый глупый вопрос, который задают люди, глядя на раненого: «Ну как ты?»

Ты смотришь на раненых, на людей, которые их притащили… и где-то в голове свербит мысль, которую вложили на занятиях по медицинской подготовке: «Это неправильно, так нельзя, надо их проверить».

Подходишь, начинаешь осматривать раненого и точно, осколочное ранение, а не все входные отверстия перебинтованы. Идет приличное кровотечение, из-за чего спальник мокрый. И понеслось… глаза боятся, руки делают.

Помню, заматываю одного, а на мои манипуляции с раненым, товарищи смотрят, как на зрелище. И тут вспышка гнева, и я ору:

«Какого 🤬 вы пялитесь?! Этого тоже смотрите, в них дыры. А ты че смотришь?! Помогай мне!!!».

Все как очнулись и начали делать то, чему нас учили.

Тогда я понял, что крепкое слово может выводить людей из ступора — это был первый опыт.

Я с парнями эвакуировал раненых. Этот парень в спальнике весил не больше 85, но казался очень тяжëлым. Мы добежали до медиков и там от перенапряжения я упал под кустом и меня вырвало. Видимо это были нервы.

рнувшись на позиции, нам дали команду идти вперëд.

Мы, пройдя меньше 100 метров, оказались на позициях, где сидел командир направления. Так называется эта должность, когда в подчинении несколько групп, и вы двигаетесь в одном направлении.

Помню, услышал разговор:

«Идите, их там двое осталось, остальные убежали. Подойдите ближе, закидайте гранатами. Займите их окопы. Ничего сложного».

Я еще подумал, что как-то неубедительно звучит.

Тогда нас переформировали. Нашу группу в 15 человек разделили. Я попал под руководство одного из парней, прибывших из Африки, с ним был ещё один опытный сотрудник компании, который, к этому времени, был на позиции командира направления.

«Попал» — это очень точно сказано, этой группе надо было идти первыми на штурм. Набирали «типо смелых». Как я в их число попал, даже сейчас не понимаю.

И вот мы стали выдвигаться…

Когда ты понимаешь, что впереди противник и будет бой, вот тут коленки начинают предательски дрожать. И в голове кто-то со страха пищит: «Не ходи туда, не ходи…!» А во рту появляется неприятный привкус металла и ты постоянно сглатываешь.

Мы пошли вперёд, покинув позиции командира направления, двигаясь по посадке, по направлению к противнику. Тогда направления всех групп стремились к одной точке — Бахмуту, но до него было далеко. Слева от наших позиций шли бои за Углегорскую ТЭЦ и хутор за ней.

Тогда, двигаясь вперёд, я впервые увидел тело нашего парня. Узнал его по характерной форме и позывному, написанному на ней. Он был из группы, что прибыла на передовую на день раньше.

Почему я не узнал его по лицу? Его не было. На его месте была дыра, а то, что осталось от «лица», лежало около него. Мне тогда показалось, что там можно даже узнать его черты.

Мы общались с ним два дня назад, в одной компании пили чай-кофе, а я помнил только его позывной и не помнил лица… Не вспомнил и сейчас.

Командир и бывалый, как-то прошли мимо, а мы встали, как вкопанные.

Мне кажется, что я был тогда на какой-то грани, перед выбором: принять всë это близко к сердцу, сдуться, запаниковать, сказать «да е🤬л я всë, никуда не пойду…» или взять себя в руки и сделать шаг, ещё шаг…

Было очень жарко, в форме и броне, с меня лило ручьëм, но пот был холодный и липкий. Мне кажется, что тогда я «пах страхом».

Мы шли один за другим. Я был вторым за опытным бойцом.

Перед глазами открывались «следы» произошедшего. Разбитые позиции, разбросанное снаряжение, БК, были даже автоматы. Это той группы, что ушла раньше нас. Неглубокие окопы, размотанные ИПП, бинты. Да, в той посадке была куча разного снаряжения от тех, кому не повезло.

Каждый, кто побывал, запомнит этот характерный бардак на разбитой позиции. Для меня разбросанные вещи, с позывными их хозяев, говорили, что впереди опасность.

Уже потом, когда мы с парнями восстанавливали хронологию событий, я примерно узнал, что произошло.

Ранее я упоминал про командиров других групп в учебке и обещал, что напишу про них.

Начну с последнего. Я знал, что у него был серьëзный опыт за спиной, он воевал в Чечне. Жëсткий мужик, без лишних слов. В принципе, всë знал, чему нас учили в учебке.

Он погиб в первый день, как привёл группу на передовую. Огромный осколок 120мм мины пробил ему броню на спине. Парни сказали, что он так и остался полуприсев, уткнувшись в дерево. Ещё мне удивлялись:

«Ну ты же мимо него ходил, он рядом с «парнем без лица». Как ты его не заметил?»

А вот так, не видел, врать не буду. Он не успел даже разок выстрелить по противнику.

В этот день, что я описываю, был тяжело ранен и командир второй группы. У него за спиной было 12 лет службы в ГРУ на Кавказе. Вокруг себя сколотил хорошую команду. Парни на него молились.

В отличие от нас, из полевого штаба они сначала поехали не на передовую к нашим позициям, а делали какую-то вылазку, по отдельному заданию заместителя по бою штурмового отряда. Она закончилась пострелушками с противником и удачным возвращением в штаб. Подробностей, к сожалению, не знаю.

На второй день их отправили на позиции и не доходя их, группу накрыл миномëт. Командир получил кучу осколков в живот. Броня выдержала, но получил заброневую травму — переломало 7 или 8 рëбер, повредило внутренности.

Он выжил, но на передовую уже не вернулся. Вот тебе и 12 лет в ГРУ и два дня «на сале».

Тогда я этого ещё ничего не знал. Впереди была тропинка в лесопосадке, ведущая нас к противнику.

Как же страшно идти вперёд. Много люди пишут про интеллект, сознание и мышление, но на передовой ты часто чувствуешь себя животным.

Почему животным? Потому что страх смерти глубинный и он зашит в твою «прошивку» от рождения. Это инстинкт самосохранения. И в тебе сидит зверëк, который рвëт тебя изнутри, скулит, чтобы ты не шëл. Для меня это был совсем новый страх, который я ранее не испытывал. Не было ничего подобного в мирной жизни, в быту или в спорте. Я знал, что там впереди могу остаться навсегда, как тот парень «без лица».

И ты живо представляешь себя лежащим в кустах, белый и с мухами на лице. После командировки ненавижу зелëных мух…

Продолжение следует

Оцените статью
( 6 оценок, среднее 4.33 из 5 )
Война Z
Добавить комментарии

;-) :| :x :twisted: :smile: :shock: :sad: :roll: :razz: :oops: :o :mrgreen: :lol: :idea: :grin: :evil: :cry: :cool: :arrow: :???: :?: :!: