«Нет, со мной такого точно не случится…».
Учебка позади, а впереди неизвестность. Что меня ждëт? Я тогда не знал. Фраза «буду воевать» была какой-то размытой и не конкретной. И эта неизвестность проявлялась в боязливом любопытстве.
После учебки мы приехали в пункт временной дислокации (ПВД), там бойцы ждут отправки на передовую через полевой штаб или «штабную посадку», как мы называли его позднее.
Помню по приезду, нас засунули в какой-то гараж разбитый, со словами: «Наружу не выходить, повсюду птички». Мы забились в него и притихли — птички же…
Кто-то из наших высунул буквально нос из гаража и весь коллектив его отчитал за «риск подставить всех» и т. п. Но шло время, захотелось есть, пить и в туалет… Смотрим на улицу, а сотрудники, работавшие на ПВД, шляются туда-сюда по улице, заезжают машины. Короче, жизнь бьëт ключом. И только мы прячемся от птичек.
Критическое мышление и опыт старших товарищей взял верх, мы поняли, что нам навешали лапши, припугнув, чтобы не собирать потом нас по ПВД, если мы начнëм бродить туда-сюда. Логика тыловиков была проста.
Таким образом, первое, что ты чувствуешь, когда приезжаешь на СВО — это растерянность от происходящего. Где мы? Куда едем дальше? Где противник? Что будет дальше? И пока что никаких ответов.
На многих напал жор. Все стали потрошить пайки, которые дали нам в дорогу. Я не был исключением.
Снова много шуток и разговоров ни о чем. Начали исследовать территорию ПВД.
В итоге нам принесли боекомплект (БК). Мы снарядили магазины, набрали в рюкзаки пачек и взяли гранаты. Вооружившись, ты опять понимаешь, что всë серьëзно и ловишь себя на мысли, что это БК уже не для мишеней.
Там на ПВД мы встретили двух бойцов, которые так же, как и мы, ждали отправку на передовую. Но они были уже опытными сотрудниками компании и прибыли на сало с дальнего направления (Африка). Мы пристали к ним с распросами, очень хотелось послушать опытных людей и восполнить нехватку информации.
В воздухе витало какое-то нервное напряжение. Некоторые решили ещё раз почистить автомат. Когда чем-то занят — не до мыслей.
Уверен, что если бы мы знали, что нам предстоит ещё спокойная ночь в штабной посадке, то мы бы не так нервничали. Я потом убедился, что все нервы от недостатка информации или ожидания неизвестности. У меня, по крайней мере, так.
И вот команда на погрузку в бронированный УРАЛ (Чекан). Сердце бьëтся и мы несëмся в полевой штаб.
Сколько я видел фото времён первой и второй Чеченских, с солдатами в кузове армейских грузовиков. И вот я такой же солдат в кузове.
Прохожие на улице и парни на блок-постах нам машут. Ловлю себя на мысли, что машут как-то грустно. Все знают, куда мы едем…
Парни, кто поучаствовал на Кавказе, как-то внутренне подобрались. Уже не до шуток. И вот мы видим «эхо войны» — подбитую и сгоревшую технику под Попасной. Мы поворачиваем от неë налево, не заезжая, но увиденного нам хватило, чтобы понять, какие плотные там были бои.
Одно дело увидеть это на экране, а другое вживую. Напряжение нарастает. Только слышны фразы, выражающие искреннее удивление и шок — ах🤬ть.
Потом нас пересадили с Чекана на пикапы и отвезли в полевой штаб. Было правило: не привозить пополнение на тяжëлой технике. Примерно полчаса гонок в кузове и мы в штабе.
Не буду рассказывать, что было там, в статье речь не об этом.
Только там мы узнали, что до передовой ещё километров 20. Нас туда повезут только завтра.
Эх, последняя «мирная» ночь под дождëм и все живы… Я спал мало, опять было много разговоров о том, что нас ждëт. И мы снова заедали стресс, да и просто хотелось покушать. Потом, я ел в любой непонятной ситуации, если было что. Кстати, паëк тогда был в диковинку, мы его в тот день, получается, дегустировали.
Рано утром, до рассвета, нас повезли на «ядро» (место подвоза БК, продуктов и пополнения). Даже не знал, как это место называется, нас просто выкинули в какие-то кусты, водитель тут же умчал, а нас проводник повëл на передовую.
Куда ведут, кто ведет? Я тогда этого не понимал. Ещё шел замыкающим, группа растянулась. Хуже нет, когда ничего не знаешь и не понимаешь. Как какой-то телëнок.
И пытаешься узнать у впереди идущего: «Ну что там? Куда мы идëм? Что говорят?».
А в ответ: «Да х.. знает».
Мы слышим канонаду… Это уже не фильмы про Великую Отечественную и не Голливудские спецэффекты… Это выходы и прилëты. Но ещё где-то в отдалении.
У всех напряжëнные лица и выпученные недоумëнные глаза… звук артиллерии… это что-то.
И вот на одной из тропинок, мы столкнулись с группой эвакуации, они несли первого раненого. Подбежал санитар из медицинской группы, стал оказывать помощь. Как сейчас помню, втыкал за что-то старшему группы эвакуации.
Я прохожу мимо, смотрю, а парень весь белый, его натурально трясëт. Над ним склонился медик. И я подумал про себя: «У него такое белое лицо…»
Потом мы шли и пытались обсуждать эту ситуацию и задавались вопросом: «А чем его так?».
Для нас эта встреча с группой эвакуации, носила характер эдакого «зрелища», знаете, как ДТП собирает зевак. Типо: «Нет, ну вы видели, видели? Ой, а кровищи-то…».
И вот после всех рассказов в учебке, рассказов на ПВД, ты видишь первого раненого. Но ты ещë не примериваешь его судьбу на себя. Ты ещё где-то уверен: «Не, со мной такого не случится…»
Мне бросилась в глаза, реакция одного парня из нашей группы. Ну, как парня, взрослого мужчины, далеко за 40. Он не пялился, как я «разинув варежку». Коротко посмотрел, вздохнул, как-то плотно сжал губы и нахмурился.
На моë: «Ты видел?»
Ответил: «Бывает. Надеюсь дотянет. Привыкай».
Это реакция человека с двумя чеченскими за спиной. Знаете, я тогда подумал: «Надо бы держаться к нему поближе». Эта мысль посещала ещё в учебке. Теперь я в ней утвердился.
Поближе к тем, кто выжил. Смотришь, что они делают и подражаешь — самый простой совет для новичков на передовой.
Мы продолжили наш марш на передовую. Перешли железнодорожное полотно, а там… тоже раненые, но уже наши знакомые.
Наш поток в учебке разделили на 3 группы. Одна группа поехала по каким-то причинам на день раньше, чем мы. И вот я вижу их под густыми кустами вдоль тропинки.
Знаете, они, пробыв всего один день на передовой, были другими. Другой взгляд и выражение лица. Синдром «Рэмбо» у всех моментально излечился. Они сидели под кустами и шикали на нас, когда мы вылезали из-под веток. Уже почувствовали, что в небе опасность.
Увидев, что в этой группе были раненые, ты уже реагируешь на это иначе. Это уже не незнакомый человек. Он приехал с тобой, ты с ним спал под одной крышей, разговаривал. То есть он такой же, как ты.
И теперь ты понимаешь: Я тоже могу быть ранен. Могу повоевать всего 1 день. Это осознание тебя оглушает.
До лесопосадки, в которой нам предстояло воевать, нам надо было пройти ещё один отрезок пути. Из густого кустарника, нам надо было пройти открытое пространство. На выходе из кустарника, группа устроила привал, перед броском в посадку.
Сейчас, когда я пишу текст, по истечении времени, я знаю, куда мы шли, почему остановились. А тогда, замыкающим в группе, я вообще не понимал, что происходит.
И вот, раз, я и предпоследний боец, смотрим, а группы то и нет. Просто третий с конца забыл продублировать команду и убежал за группой.
Вот тут мы вдвоëм изрядно понервничали. Где группа? Куда идти? А вдруг побежишь, да не туда, а к противнику. Что делать?!
Вот еще один страх, который испытываешь на СВО — это остаться одному или в отрыве от остальных сил. Когда ты в «толпе», есть чувство защищëнности, безопасности.
Мы тогда нагнали своих. Правда, размышляя в тот момент над нашим положением, я первый раз в жизни услышал тот самый «свист» пуль и громкий треск, когда пуля попадает в дерево. Даже моргнуть не успел, оказавшись лëжа на земле. Учебка даром не прошла.
Стук сердца отдавался в ушах. И одна мысль: главное не потеряться, нагнать своих.
И мы не знали тогда, что находимся на «оживлëнной дороге», которая связывала ядро и передок. Почти дошли до передовой. Нас встретил добрый самаритянин и показал где наши: «Бегите до лесополки. Оббегайте ЛЭП слева, увидите овражек и там ваши».
Мы прибежали к своим и выдохнули. Среди своих спокойнее. Я не знал, что скоро нас станет мало.
